Интересной проблемой в истории православия на Востоке является распространение христианства среди китайцев** на территории России. Во второй половине XIX <
в. сложились, казалось бы, благоприятные условия для создания китайской православной общины.
Этому способствовал ряд факторов: Русская Православная церковь имела опыт миссионерской работы как в Китае, так и среди народов Дальнего Востока России; благодаря миссионерам-католикам китайские христианские общины появились в Маньчжурии и Синьцзяне; Русское государство объявило крещение в качестве обязательного условия принятия китайцев в российское подданство; специфика китайского менталитета и религиозной системы народов Дальнего Востока не создавали серьезных барьеров для реального или формального принятия христианства. Несмотря на эти благоприятные факторы, на Востоке России китайской православной общины не сложилось, что привело к появлению ложного представления о бесперспективности православной миссионерской деятельности среди китайцев. При внимательном рассмотрении вышеперечисленных факторов видно, что они не могли оказать серьезного благоприятного влияния на процесс создания православной китайской общины. Российская Духовная Миссия в Пекине собственно миссионерской деятельностью практически не занималась. Лишь в период 16-й Миссии, возглавляемой Флавианом, (1878-1884 гг.) впервые началось богослужение на китайском языке, и первый китаец был рукоположен в священники. Контактов с русскими католики во Внешнем Китае практически не имели до восстания ихэтуаней в 1900 г. Русские власти и общество не приветствовали принятие китайцами российского подданства, и православие не определяло данную проблему. Что касается менталитета, то китайцы принимали православие, как и прочие ценности и атрибуты другого мира, когда считали, что в том мире им живется лучше, чем дома, и их там принимают. Но в России, в силу экономических, политических и природно-климатических условий, китайцы редко видели преимущества перед своей родиной.
После некоторых робких попыток организации миссионерской и культурно-просветительной работы среди “зазейских маньчжур” в 60-х годах XIX в., Церковь не предпринимала попыток целенаправленной работы среди китайского населения в России. Этим не занимались миссионерские общества, не было организовано для работы среди китайцев специальных миссий или миссионерских станов.
Главным препятствием для массового (хотя бы и формального) принятия китайцами православия в России являлось требование отказа не только от традиционных ценностей, но и внешних китайских атрибутов. Например, когда в 1902 г. прошение о принятии в русское подданство подал китаец, женатый на китаянке, генерал-губернатор отклонил прошение, ответив, что по закону принять можно лишь тех китайцев, кто примет православие и “русские обычаи” [i] . Показательным является пример известного предпринимателя Тифонтая. Он не принимал первоначально православие потому, что в 1888 г. генерал-губернатор А. Н. Корф обусловил принятие христианства обрезанием косы. Тифонтай боялся понести большие убытки в торговле в Китае и просил разрешить креститься без обрезания косы, что ему не разрешили. Детей же своих он крестил, а за свои труды был награжден медалью “по ведомству православного вероисповедания” [ii] .
На Дальнем Востоке во второй половине XIX в. были случаи принятия китайцами православия, но это делали лишь те, кто принимал русский образ жизни и обычно вступал в браки с русскими женщинами. Например, китаец в поселке Кедровом Уссурийского казачьего войска 20 лет прожил с казачкой, принял ее фамилию, с 1891 г. сам стал считать себя казаком. В конце XIX в. около Владивостока имелась фанза (хутор) крещеного китайца Жарикова. Следует отметить, китайцы, как правило, при крещении не преследовали цели принятия российского подданства. Например, Н. П. Сунфу принял православие в середине 80-х годов, а российское подданство он получил лишь в марте 1900 г., когда был поднят вопрос о подданстве при устройстве сына в гимназию. Китайский подданный Г. П. Подобин крестился в Хабаровске еще в 1890 г., но приглашение на клятву по принятии в подданство получил лишь в 1899 г. Согласно данным исследователя Е. И. Нестеровой [iii] , православными назвали себя около половины китайцев, подававших во второй половине XIX в. прошение о принятии в русское подданство. Православие эти китайцы принимали в течение 10 лет проживания в России, а затем большинство из них в течение 5 лет изъявляли желание стать русскими подданными. К началу ХХ в. на Дальнем Востоке приняли православие лишь несколько десятков китайцев. Н. Е. Нестерова насчитала 46 православных китайцев в Приморской области, из числа подавших прошение о принятии в русское подданство [iv] . В Амурской области переписью 1897 г. было зафиксировано 8 душ (в том числе 5 мужчин) православных маньчжуров, проживавших в русских деревнях [v] . До революции 1917 г. принципиально ситуация так и не изменилась.
Интересным и малоизученнымопытом принятия китайцами православия является пример перехода в российское подданство беженцев из Китая в 60-х годах XIX в. Часть беженцев, 210 семей калмыков (739 душ) и 73 семьи “солон-дауров” (298 душ), заявили о желании принять российское подданство и православие [vi] . По другим данным, 800 человек из числа кара-калмыков, чахар, дауров, солонов, сибо, маньчжуров и китайцев, прибывших в 1867 г. в Копал, приписали к станице Сарканской [vii] .
В это время популярной была идея приглашения в русские пределы китайцев-земледельцев, современники отмечали: “Но для придорожных селений есть выгодная и безопасная колонизация: китайцами, перешедшими в Семиреченский край, и во множестве принимающими православие” [viii] .
Однако данный опыт привлечения китайцев в православие оказался неудачным. В 1885 г. около 60 семей, преимущественно сибо, бежали разными путями в Китай. Среди них и зажиточные казаки, даже церковный староста. Однако причины были отнюдь не в сфере религиозно-идеологических или политических противоречий. Русское население, а точнее представители только что сформированного Семиреченского казачьего войска, не захотели признать выходцев из Китая в качестве равных себе. Современники писали: “Несмотря на то, что они числились христианами и во всем пользовались равными правами с остальным населением, русские казаки, при всяком удобном случае, старались их унизить и эпитет “вонючая собака” они слышали очень часто”, даже в церкви [ix] . К началу ХХ в. в примыкающих к Синьцзяну районах регистрировались небольшие группы православного населения, выходцев из Китая. Однако в Туркестане и Степном крае китайцев (хань и представителей знаменного сословия) постоянно или временно проживало очень мало. В самом Синьцзяне православной миссионерской работы не проводилось. Несколько иная картина распространения православия среди китайцев наблюдалась в Сибири, в районах удаленных от китайских границ. Основная масса китайцев и там была временными рабочими и не отказывалась от традиционных ценностей и образа жизни. Но процент православных китайцев здесь был выше, что обусловливалось более слабыми связями с родиной. Первые православные китайцы фиксируются в регионе с конца XIX в. Среди них были как крещенные до приезда в Сибирь, так и принявшие православие на месте.
После окончания Русско-японской войны в Россию прибыли многие китайцы, служившие в русских войсках в Маньчжурии. Например, Лиу-Кит-хе поселился в Красноярске в доме протодьякона и обратился к губернатору с просьбой принятия в русское подданство и изъявил желание принять православие [x] . Оседали в Сибири представители китайской интеллигенции, по разным причинам не желавшие возвращаться на родину. В январе 1910 г. принял крещение военный врач Николай Спиридонович Ван-чаолин, женившийся затем на вдове священника [xi] . Из Архангельска приехал в Сибирь уроженец Шанхая Цай-ю-хо, по крещению Андрей [xii] .
В Сибири, как и в целом по России (за исключением пограничных селений), крестились те китайцы, кто долгое время прожил среди русских и планировал связать свою дальнейшую жизнь с Россией. Часто это было связано с женитьбой на русских женщинах. Данная тенденция сохранилась и в годы Гражданской войны, например, 25 мая 1919 г. в Крестовоздвиженской церкви Иркутска было оформлено 9 браков с китайцами [xiii] . Типичный случай отражен в сообщении Усинского пограничного начальника (бывшего мукденского полицмейстера) А. Х. Чакирова: “15 мая у меня на р. Бегреде был окрещен китаец, одиннадцатый год состоящий у меня в услужении” [xiv] .
Показательными являются данные по центральной Сибири, где китайская община всегда была немногочисленной. В Енисейской губернии случаи крещения среди китайцев были единичны, но отмечались они повсеместно. Китайский подданный Ижан-Чан-Чун, по крещению Василий Ламидзе, к тому же не владеющий русским языком, жил в Ачинске. В Минусинске работал переводчиком православный китаец Федор Андреевич Тундо (Тун Дэ), родом из Пекина. В 1914 г. в Нижне-Ингашской церкви Канского уезда принял крещение Хэ-чунь-баоо, 33-летний рабочий из Шаньдуна, работавший на лесопильном заводе крестьянина Пастухова. После крещения он принял имя Андрей Ченфу. В Ачинске с начала 1916 г. жил 27-летний православный китаец из Шаньдуна Андрей Сюзосин (Сюй-Со-Си), взявший в жены 17-ти летнюю А.М. Бойченко. В 1916 г. в губернии жил 39 летний православный китаец-торговец Чи-Зунь-ду с русской женой.
Больше всего православных китайцев, очевидно, проживало в Иркутске, что обусловливалось спецификой состава населения и культуры в этом городе. Документы 1905 г. зафиксировали китайского подданного Лю-юй-си (в крещении Василий Иванов). В 1914 г. в Иркутске православные китайцы были не редкостью, в архиве сохранились документы некоторых из них: чернорабочий Лю-чунь-лай, по св. Крещению Иннокентий, 24 лет; Хан Ды Лин по св. Крещению Сергей, торговец; Лю-тен-хо Василий, 25 лет, повар; Ян Цо По Николай, рабочий, 26 лет; Ван Хун Тинь Владимир Николаевич, 28 лет, переводчик; Ван Цзин-и, 25 лет, рабочий [xv] . Много православных китайцев в начале ХХ в. проживало в Забайкальской области. Типичными были случаи, когда в станице Олочинской проживал крещеный китаец Алексей Егорович Кореневский, имевший дом и семью в Усть-Урове. Крещенный китаец, женатый на казачке, проживал в Нижне-Верее. Многие православные китайцы, женатые на казачках, проживали в Маньчжурии, где работали переводчиками у китайских чиновников или приказчиками у русских купцов.
Встречались православные китайцы и в Западной Сибири. В Томской губернии уже по переписи 1897 г. из 7 человек, указавших в качестве родного китайский язык, двое мужчин и женщина были указаны как православные [xvi] . Оснований полагать, что речь идет о дунганах, мало, очевидно это были китайцы. В документах начала ХХ в. нередко встречаются китайцы, имеющие русские имена, что позволяет предположить об их принадлежности к православию. Однако есть примеры, когда китайцы с православными именами, например, Николай, в графе “вероисповедание” указывали себя буддистами. Встречаются примеры, когда китаец прожил в России несколько десятков лет и, как сам писал в документах, “сжился с русскими нравами”, “привык к русскому народу” и “занимался крестьянством”, но православия не принимал [xvii] .
Российское общество в целом равнодушно относилось к фактам принятия китайцами православия. Имели место представления, что китайцы крестились из корыстных интересов, в первую очередь для получения согласия на брак с русской женщиной. Современники писали: “...в приаргунских поселках не редкость увидеть казачек замужем за деревенским купезой-китайцем, зачастую принявшим православие, наружно, конечно, по настоянию невесты. Такие браки по большей части оканчиваются печально для прекрасной половины: расторговавшись, купеза уезжает к себе на родину в Чифу, оставляя в утешение своей временной подруге прижитых с нею детей” [xviii] . Наличие значительного числа крещенных китайцев в приграничной полосе, к тому же поддерживавших тесные контакты с китайскими пограничными чиновниками, периодически вызывало тревогу у русских властей. Весной 1908 г. начальник Нерчинско-Заводского уезда докладывал военному губернатору Забайкальской области: “Со своей стороны докладываю, что большой вред нам и большую пользу китайцам принесут те крещенные китайцы, которые живут в наших приаргунских поселках и некоторые даже женаты на казачках” [xix] . Он предлагал всех крещенных китайцев выселить в Маньчжурию и не пускать на границу. Отрицательно к православным китайцам на Дальнем Востоке относился известный ученый В. К. Арсеньев, отмечая: “Я ни разу не видел обрусевшего китайца, я видел крещенных китайцев, но не обрусевших”. Он приводил в качестве примера крещеного китайца Ли-тан-куй (Алексея Горшкова), известного расправами над нанайцами [xx] .
В отдаленных от границы районах такие настроения высказывались реже. Крещение не несло видимых политических выгод, чаще всего китайцы даже через несколько лет после принятия православия не могли или не собирались принимать российского подданства. В Сибири не редки были случаи принятия православия китайцами-чернорабочими, остававшимися в дальнейшем холостыми. Не только население, но и власти не видели никакого различия между православными и прочими китайцами. Например, китаец Василий Иванов во время войны с Японией 1904-1905 гг. “был выселен из города Иркутска в пределы Европейской России по распоряжению Главного Начальника Края, как желтолицый” [xxi] .
Таким образом, рассматривая проблему принятия православия китайцами в Российской империи, можно сделать некоторые выводы. Случаи крещения китайцев не были так редки, как это обычно представляется. Чаще всего принимали православие китайцы, предполагавшие вступить в брак с русской женщиной и надолго остаться в России, но не мало среди них было и холостых, и сохранявших связи с родиной. Среди православных китайцев встречались представители самых разных слоев китайской общины — подрядчики, чернорабочие, торговцы, представители интеллигенции. Китайцы при принятии православия руководствовались самыми разными побудительными мотивами. Причинами относительно слабого распространения православия среди китайцев в Российской империи были почти полное отсутствие поддержки этого со стороны Православной церкви и государства, сохранение прочных связей китайских отходников со своей родиной и китайской культурой, а также нежелание русского общества принятья китайцев в свою среду и интеграции с китайской культурой.
